Доминирующей точкой зрения в современном обществе является мнение, что либерализм — это хорошо. Формируется мысль, что как только общество приходит к стабильной либеральной демократии и перестает вмешиваться в экономику, наступает благоденствие, и благолепие разливается в воздухе. Отдельные личности, вроде Фрэнсиса Фукуямы, даже поспешили провозгласить конец истории. Ведь зачем нам история, культурные традиции и прочие заморочки, когда есть великий и святой рынок. Ну, а разумное согласие равноправных граждан может решить практически любую проблему.
Фактически либерализм занял место коммунизма. Он обещает всему миру счастье, как только победит в глобальном масштабе. А пока он победил только в отдельных странах, но стремитесь — и ваша «дыра» поднимется до уровня ЕС и США. А для того, чтобы этот момент приблизился, сотрудничайте с развитыми странами, открывайте рынки, впускайте внутрь международный капитал...
Однако пытливый ум обращает внимание на то, что в этом случае экономика стоит во главе угла и происходит смешение экономических и морально-этических вопросов. Нам обещают, что как только мы сделаем «правильный» морально-этический выбор в пользу либеральных ценностей, все станет хорошо. При этом разрыв между богатыми и бедными странами лишь растет и достаточно часто инвестиции приходят в страны, где либеральной демократией и не пахло. Я говорю о Сингапуре, Китае, Южной Корее до середины 90-х. Рядом с ними находится вполне себе демократичная, но крайне нищая Индия, с огромным запасом дешевой рабочей силы, но она инвестиций в таких количествах не привлекает. И как-то неясно, где взять такое количество ресурсов, чтобы все население планеты могло бы также вкусно есть и мягко спать, как «золотой миллиард»?
Ответа на этот вопрос нет. И это заставляет задуматься над тем, что, возможно, нам нужно какое-то другое ценностное решение для того, чтобы человечество могло успешно существовать в дальнейшем. Также очевидно, что и в развитых странах, этих цитаделях либерализма, далеко не все в порядке. Что-то прогнило «в Датском государстве» и запах с каждым годом все сильнее. Кризис института семьи одновременно с демографическим кризисом ставят под угрозу само существование их коренного населения. Да, Запад все еще впереди планеты всей, но теперь он уже не настолько впереди, как раньше. И в очень многих отношениях доминирующая сейчас в нем модель общественных отношений себя исчерпала.
Так что давайте обсудим, что это за зверь такой — либерализм. И в чем от него может быть польза, а в чем вред.
Либерализм появился и расцвел в XVIII столетии. В тот период буржуазия, уже понемногу вытесняла старую феодальную элиту. И молодому, но амбициозному классу была необходима какая-то идеология, которая гарантировала бы ее права и позволяла делать деньги. Именно этой идеологией стал либерализм. Первым философом, заложившим основы этого учения, был Джон Локк, который в свое книге «Два трактата о правлении» доказывал, что частная собственность является неотъемным правом каждой личности. И что государство, прежде всего, должно это право защищать. Именно этот тезис и заложил фундамент либерализма. Далее из него следовало, что в государстве должны быть крепкие законы и не должно быть своеволие владык. Ведь такое своеволие позволяло бы разорвать связь личности с собственностью. Таким образом, было очевидно, что не человек важен, а его собственность. Первоначально либералы не доверяли народу и призывали к установлению просвещенной тирании. Даже относительно современный либерал Мильтон Фридман в своей книге «Капитализм и свобода», 1962 года издания, — очень пропагандистский труд — откровенно говоря, выступал против политкорректности и борьбы с расовыми предрассудками. По его мнению, предприниматели, которые не будут нанимать чернокожих на работу, проиграют конкурентную борьбу. Потому вмешательство государства излишне. Мысль о том, что голодные афроамериканцы просто уйдут в криминал, а момент, когда такие предприниматели обанкротятся, может произойти только через столетия не приходил в его либеральную голову.
В любом случае, во второй половине XIX столетия представители этого течения пришли к выводу, что демократия создает лучшие условия для ведения бизнеса, чем авторитаризм, и что, если допустить чернь к власти, катастрофы не произойдет.
Либералы активно помогали устранять предрассудки прошлого, выступали за рационализацию общественной жизни, и тем самым способствовали установке капиталистических отношений. Все по Марксу. Однако во время Великой Депрессии 1929-1933 года стало очевидно, что «невидимая рука рынка» не справляется с регулированием экономики. Именно тогда звезда классического либерализма стала катиться к закату. Государство начало активно вмешиваться в экономику, а либерализм поделили между правым и левым идеологическим лагерем. Правый либерализм выступал за дерегуляцию экономики и играл на стороне крупной буржуазии, а левый породнился с социализмом и стал поборником прав человека. Послевоенная Европа, и даже США, до некоторой степени оказались под влиянием социалистических идей. И капитализм без берегов временно был отменен: государство активно вовлекалось в экономические процессы. Знаменем реформ стали идеи Джона Кейнса, суть которых состояла в том, что люди не тратят все заработанные деньги на покупки, они что-то откладывают. В результате «невидимой руки рынка» для контроля над экономикой недостаточно, и кризисы перепроизводства будут неизбежно повторяться. Для их преодоления должно вмешательство государства, которое, благодаря реализации масштабных проектов и раздачи пособий, создаст дополнительный источник платежеспособного спроса. В результате все правительства выходили из Великой Депрессии, следуя указаниям Кейнса.
И в целом его подход сработал. Однако после окончания Второй мировой войны, начала процесса деколонизации и противостояния с Советским Союзом, это привело к тому, что либерализм вышел на международную арену, став официальной идеологией Свободного мира.
Причина такой популярности была связана с тем, что после распада больших колониальных империй сформировалось множество новых стран, и ключевая схватка за умы и ресурсы проходила вовсе не на территории Европы, а в странах Азии, Латинской Америки, Африки и Ближнего Востока. На всех этих территориях находилось множество государств, которые, как и Европа в свое время, двинулись от традиционного общества к современности.
Либерализм позволял, с одной стороны, склонить к себе нарождающуюся национальную буржуазию, играя ту же роль, что в Европе и США в XIX столетии, а с другой стороны, путем ограничения влияния государства и установления более-менее прозрачных правил игры, позволял транснациональному капиталу входить на территорию стран Третьего мира и вовлекать их в международную экономику. Последствия такой финансовой оккупации часто были плачевны, но, учитывая общее состояние экономики развивающихся государств, особенно терять было нечего. И тут мы переходим к следующему этапу.
Поведение капитала, вышедшего на транснациональный уровень, чудесно описал в своей работе «Анализ мировых систем и ситуация в современном мире» Иммануил Валлерстайн.
Известный социолог в своей работе рассматривал международные отношения и транснациональное разделение труда сквозь призму марксистской идеологии. Валлерстайн говорил о том, что анализировать классовое противостояние внутри отдельного государства некорректно, поскольку государства фактически создают «единую экономическую мир-систему». Таким образом, выходит, что классовые противоречия переносятся на уровень межгосударственных отношений. Валлерстайн разделял государства, входящие в такую систему на три категории: Центр, Полупериферия, Периферия. Естественно, выгоды от использования общей для всех экономической системы больше всего концентрировались в Центре, который играет в ней роль крупной буржуазии. Первоначально таким Центром была Европа, потом к ней примкнули США. Далее некоторые сливки получает Полупериферия, достаточно развитые государства, которые сохранили свою субъектность и обладают относительно привилегированной ролью в международном разделении труда. Такими государствами в свое время была Российская и Оттоманская империя, сейчас эту нишу занимает Китай.
Периферия же — это ниша несчастных сырьевых придатков, где диктаторствующие генерал-адмиралы любят стрелять в своих врагов из позолоченных калашей с брильянтами. Фактически их роль и значение ничтожны, и поддерживание Периферии в таком состоянии является одной из задач, как Центра, так и Полупериферии. Ведь иначе неоткуда будет брать дешевые ресурсы.
Особую роль в «экономической мир-системе» Валлерстайн отводит гегемону. Под гегемоном он понимал ведущее государство эпохи, которое фактически продвигает интеграцию и экспансию «мир-системы» не только силой экономики, но и силой оружия. Он выделял три государства гегемона: Голландия (1620-1672), Великобритания (1815-1873) и США, как нынешний гегемон. По первоначальному мнению этого социолога, эпоха гегемонии США подошла к завершению в 1967 году. Однако реальность показала, что Валлерстайн ошибся, да и вообще описательная часть его теории прекрасна, но с прогностической функцией как-то не очень.
Этапы гегемонии были преходящими этапами в развитии «мир-системы». Однако, что характерно, каждый такой этап происходил после большой, по сути, тридцатилетней войны, и государство-гегемон, утвердившись в своей роли, брало на вооружение идеологию той или иной формы либерализма.
Ведь являясь наиболее передовой страной своего времени в экономическом и военном плане, оно стремилось открыть рынки своих соперников. И не боясь честной конкуренции, объединенной с реализацией либеральных начинаний, избавившись от протекционизма локальных правительств, такое государство еще больше богатело.
В нынешнее время именно такую позицию занимает Америка, что и привело к глобальной победе либерализма. Однако гегемония раньше или позже подходит к закату, поскольку уровень жизни населения страны-гегемона неизбежно растет. В результате дороговизны рабочей силы конкурентное преимущество получают другие страны. Это ведет к закату гегемонии и возникновению новых полюсов роста. Валлерстайн говорит о том, что косвенным признаком такого заката является перетекание капитала из сферы реального производства в сферу финансовых спекуляций. Что мы видим в США с начала 80-х, и что было в Британской империи в период 1890–1910 гг.
Легко заметить, что нынешняя ситуация с развитыми странами во многом укладывается в выше описанную схему. Но, тем не менее, очевидно, что разрыв между развитыми странами и развивающимися лишь растет. Хотя, по схеме, описанной выше, такого происходить не должно. Вопрос, почему так вышло, достаточно подробно исследует в своей книге «Расколотая цивилизация» (1999) Владислав Иноземцев. Если вкратце, суть книги состоит в том, что источником экономического роста для развивающихся стран являются западные инвестиции. Эти инвестиции создают предприятия, которые ориентированы на рынки стран Первого мира. Однако инвестиции приходят, прежде всего, в бедные страны, которые обладают большим запасом дешевой рабочей силы. Когда дешевая рабочая сила заканчивается, инвестиции начинают перетекать в более нищие страны. При этом, в силу дешевизны рабочей силы, в развивающихся странах не возникает свой внутренний рынок. То есть развитие происходит строго до определенного предела, после которого следует крах. По мнению Иноземцева, кризис 1998 года произошел вследствие того, что, с одной стороны, многие развивающиеся страны стали «чересчур богаты», а с другой стороны, западные рынки стали относительно переполнены товарами. Так что на лицо был еще и кризис перепроизводства.
При этом российский ученый обращает внимание на то, что экономический кризис 1998 года оказал минимальное влияние на страны Первого мира. Тут он развивает мысль о том, что в этих странах сформировалось постиндустриальное общество, основной сферой производства которого является сфера производства интеллектуального продукта. Таким образом, индустриальные мощности этим странам не особо нужны, и в перспективе мир будет разорван на две части. Постиндустриальные страны Запада, сконцентрировавшие основной интеллектуальный ресурс человечества, — и все остальные. Западу будет хорошо, а от стран Третьего мира ему будут необходимы лишь ресурсы. Таким образом, будет происходить торговля по принципу: ресурсы в обмен на технологии.
Но как показали следующие 16 лет, прошедшие после выхода книги, Иноземцев ошибся. Технологии в капиталистическом мире вполне свободно дрейфуют в условиях открытой экономики. Опять-таки дешевая рабочая сила — это хорошо, а квалифицированная дешевая рабочая сила — еще лучше. Государства, которые смогли обучить свое население, смогли освоить передовые западные ноу-хау часто быстрее, чем это делал сам Запад. Таким образом, даже сам Иноземцев был вынужден признать, что он ошибся.
Эта ситуация привела к тому, что ранее гипотетическая возможность глобального мультиполярного мира теперь стала фактически реальностью. Хотя при этом было очевидно, что, раньше или позже, инвестиции потекут обратно в страны Первого мира, и это приведет к колоссальному экономическому кризису. Такое развитие событий создавало опасность глобальной войны, поскольку новые силы, выходящие на международную арену, раньше или позже, должны были бросить вызов Западу. Ведь, в конечном итоге, на этой планете ограниченное количество ресурсов, и жить, как в ЕС и США, все население планеты не сможет. Таким образом, чтобы все остальное население планеты начало жить лучше, золотой миллиард должен начать жить резко хуже.
Однако тут на сцену вылетел огромный «Черный лебедь», который превратил опасную ситуацию в катастрофическую. Сейчас я говорю о Четвертой промышленной революции, ставшей основной темой для дискуссий в Давосе. Если верить тому, что пишет Андерс Борг, экс-министр финансов Швеции, в ближайшие 5 лет 40-50% населения Европы лишится работы. В этом случае не следует забывать и про США, в которых будут происходить аналогичные вещи. На практике это будет означать существенное сокращение платежеспособного спроса. Но что для ЕС и США проблемы, то для развивающихся стран катастрофа. Поскольку падение спроса в развитых странах одномоментно лишает их внешних рынков. В то же время огромные высвободившееся массы рабочей силы создают возможность для возврата индустриальных мощностей в ЕС и США. Инвестиции сменят свое русло и потекут обратно, автоматизация производства лишит страны Второго и Третьего мира — Украину в том числе — основного, если не единственного, конкурентного преимущества: большого количества дешевых рабочих рук. Это будет уже не кризис, это будет просто экономический апокалипсис. При этом, если говорить про относительно небольшие и высокоразвитые страны, вроде Малайзии, Южной Кореи, Японии, Сингапура, то они могут выкарабкаться из этой ситуации. Однако, если мы говорим про такого гиганта, как Китай, то он фактически обречен, в силу своих размеров. Ведь если в других странах работу потеряют сотни тысяч, то в Китае счет сразу пойдет на десятки миллионов. Эта огромная масса безработных просто взорвет страну изнутри.
Таким образом, мы оказываемся в ситуации, когда международное разделение труда, если не исчезнет полностью, то сильно сократится. По сути, на наших глазах начинается исторический период, в котором следование либеральным ценностям станет кратчайшим путем к катастрофе.
Распад глобальной экономики приведет к хаосу в международных отношениях, ведь ничто так не укрепляет мир, как взаимовыгодная торговля. В отсутствии же такого сдерживающего фактора риск эскалации военных действий во всех уголках земного шара существенно возрастает. Не стоит также упускать из внимания тот факт, что любое государственное образование жизнеспособно лишь в той степени, насколько жизнеспособна его экономика. Крах экономического фундамента с неизбежностью приведет к падению политической надстройки. Таким образом, дополнительным дестабилизирующим фактором выступит начало многочисленных гражданских войн. Абсолютное большинство существующих сейчас государств нежизнеспособно в отрыве от мировой экономики. Если в XIX столетии каждое государство было, до некоторой степени, вещью в себе, то в нашу глобализированную эру ни одно из них «не остров, все часть материка». Новая ситуация потребует новых границ, что с неизбежностью приведет к хаосу, пока новые государственные образования, адекватные изменившимся условиям, будут нащупывать свои территориальные пределы. Таким образом, вся Евразия очень быстро окажется во власти хаоса.
В такой ситуации самым простым решением экономических проблем, как и во времена Великой Депрессии, будет кейнсианство. То есть дать людям в руки лопаты и заставить работать за еду. Однако перспективу эффективного кейнсианства имеют государства, у которых уже есть индустриальные мощности, им просто нужно будет их загрузить. А какая разница на кого работает завод: на западного потребителя или родной ВПК? Тем временем, как аграрно-сырьевые придатки, в том числе и Украину, можно сразу вычеркивать из списка «живых».
Учитывая масштабы происходящего, даже тотальный переход к командно-административной экономике будет выглядеть здравым решением. Сомневаюсь, что где-то существуют правительства, готовые полностью отменить частную собственность, по примеру почившего СССР и нынешней Северной Кореи, но роль государства в экономике станет решающей. В любом случае это приведет к радикальному изменению политического климата. Ведь в тот момент, когда государство начинает активно контролировать экономику, заканчивается демократия. Кто контролирует экономику — тот контролирует все. И если экономику, через административные рычаги, контролирует государство, лишь вопрос времени, когда демократия будет упразднена за ненадобностью. В этом случае власть на себя возьмет бюрократический аппарат, сросшийся с местным крупным бизнесом.
В нынешних условиях подобный сценарий развития событий останавливает средний класс и тот факт, что крупный бизнес может существовать отдельно от государства. Однако экономический кризис уничтожит средний класс первым, а крупный бизнес сможет выжить, лишь заручившись поддержкой государства.
Таким образом, мы окажемся в ситуации, когда Великая Депрессия со всеми ее политическими результатами, будет повторно отыграна в масштабах планеты. Перед нами в полный рост возникнет угроза победы фашизма в глобальном масштабе.
Экономические проблемы с неизбежностью вызовут крах либерализма, как политической практики, поскольку люди ожидают, что следуя его предписаниям, они получат экономическое процветание и благополучие. Ситуация будет та же, что и в СССР. Коммунисты обещали процветание, а когда обещание было не реализовано, массы отвернулись от них.
Но при этом они выплеснули вместе с водой и ребенка. Ведь тот факт, что СССР не смог построить коммунизм, ценность идеи социального равенства не отменяется. И то, что либеральный капитализм более успешен в плане добывания прибыли, вовсе не означает, что идея большего социального равенства и перераспределения части материальных благ из высших слоев общества в низшие классы плоха. Просто эти материальные блага надо иметь и не сводить все к уравниловке.
Ситуация, перед лицом которой мы находимся, угрожает либерализму той же судьбой, что и советскому коммунизму. Разочарованные люди по всему миру отвернутся от него, и выбросят на свалку истории вместе с ним многие концепции, которые пристегнула к либерализму пропаганда. Я говорю о гуманизме, правах человека, демократии и прочих подобных вещах.
Естественно природа не терпит пустоты, и идеологическое пространство будет заполнено. Скорее всего, на место либерализма придут те или иные формы фашизма. Причина, по которой я предполагаю, что именно фашизм станет наиболее популярным идеологическим течением ближайшего будущего, состоит в том, что это не целостная идеология, а скорее винегрет из малого типового набора политических штампов. Как метко заметил ныне покойный Умберто Эко в своем эссе «Вечный фашизм»: «Фашизм не был монолитной идеологией, а был коллажем из разносортных политических и философских идей, муравейником противоречий».
Таким образом, фашизм может быть мозаикой, которая, выражая локальные интересы, легко адаптируется под любое государство и культуру. Но, если это явление не имеет четкой политической программы, а является лишь формой местного фундаментализма, то что является общим знаменателем, который позволяет нам говорить о фашизме как о каком-то отдельном явлении.
И тут следует дать слово Армину Моллеру, фанатичному, убежденному фашисту, который описал это явление изнутри в своей книге «Фашизм как стиль». Он говорил: «Смерть, которую подразумевает фашист, это прежде всего его смерть, а также смерть достойного в его глазах противника. Кроме того, это еще и смерть как судьба, что обрушивается на каждого, и ее надо перенести».
Таким образом, фашизм тут выступает идеологией (стилем) героизма и смерти. Стремлением заполнить пустоту в душе, возникшую после падения традиционных и либеральных ценностей. Именно ее будут использовать многочисленные демагогические вожди, призывая толпы голодных и злых людей умереть за Родину или совершить трудовой подвиг во имя Нации. Так авторитарное государство, контролируя экономику, сможет направить гнев населения не на классовую борьбу, а на внешнего врага или неугодные социальные группы. Однако не следует забывать, что герой в картинах этого «стиля» должен умереть. В любом случае в глобальном кровавом безумии выживут те государства, которые будут иметь большее количество «героев», а также смогут хоть в какой-то степени подготовить и обучить их перед отправкой на линию фронта.
В своей работе «Третья волна» Элвин Тоффлер связывал наступление постиндустриального общества со становлением «пострыночной цивилизации». Он говорил о том, что после того как человечество перейдет на постиндустриальный этап развития, люди перестанут рассматривать друг друга в экономическом аспекте. И, таким образом, у нас возникнет возможность построить новое, более гуманное и справедливое общество. Аналогичную мысль в свое работе «Расколотая цивилизация» развивал Иноземцев. Он говорил, что впереди нас ждет постматериальное общество, в котором экономика больше не будет мотиватором. При этом оба исследователя обращали внимание на то, что до того, как наступила индустриальная эра, нацеленная на массовое производство, экономика тоже не была ведущим фактором, который определял поведение людей.
Однако факт состоит в том, что все нынешние демократические завоевания, которые мы видим вокруг себя, являются прямыми производными от экономики. И нынешняя ситуация фактически лишает огромные массы населения их экономической ценности, что, в конечно итоге, лишает их и ценности политической. Мы все можем быть прекрасными людьми, но в тот момент, когда мы теряем свою экономическую полезность, с социально-политической точки зрения, мы становимся никем. В индустриальном капиталистическом обществе даже безработный бомж был потенциальным работником или солдатом. И это, в конечном итоге, создавало ситуацию, в которой правительство было вынуждено бережно относиться к человеческому материалу.
Но постиндустриальное общество, по своей сути, является значительно менее мобильным. Поскольку между высшими и низшими классами возникает интеллектуальный барьер. Можно быть сколь угодно хорошим и упорным человеком, но, если ты, в силу своих умственных талантов, не тянешь на интеллектуала, то тебя ждет уникальная возможность мыть унитазы. И из сферы обслуживания ты не вырвешься никогда. Такая ситуация фактически уничтожает ту экологическую нишу, в которой существовал средний класс, что подрывает саму возможность существования стабильной демократии. Ты либо очень умен и богат, либо просто беден. Происходящие сейчас в экономике процессы очень хорошо описал видный западный социолог Рэндалл Коллинз в своем эссе «Технологический сдвиг и капиталистические кризисы: выходы и тупики». В этой работе он говорит о том, что существование среднего класса и капитализма в целом находится под угрозой, вследствие того, что происходит замещение рабочей силы автоматикой. Далее он рассматривает способы преодоления такой ситуации. Фактически он видит пять выходов, с помощью которых капитализм приспосабливает экономику к инновациям. Первый выход является наиболее очевидным — создание новых сфер занятости. Второй предполагает пространственную экспансию и выход на новые рынки. Третий вариант преодоления технологического сдвига — превращение всех в финансовых брокеров (но он по определению бредовый, что показывает и сам Коллинз). Четвертый выход автор видит в кейнсианстве, т. е. государственные инвестиции и занятость на госслужбе. Пятый же способ преодоления безработицы он видел в системе образования: наше время сфера образования выступает не как способ подготовки квалифицированных кадров, а как скрытая раздача пособий безработным.
Давайте посмотрим, какие из описанных способов могут подойти Западу в условиях Четвертой промышленной революции. Первый выход идеально подходит, поскольку теперь, вместо того, чтобы заниматься аутсорсингом, индустриальное производство вернется в страны первого мира. То есть двести-триста миллионов жителей ЕС и США заменят миллиарды азиатов, производящих товары для развитых стран.
Второй выход также является возможным, поскольку неизбежные разрушения, которые произойдут на территории Евразии, практически позволят со временем произвести перезапуск «мира-экономики» с нуля. То есть Запад получит доступ к свободным ресурсам и сможет развивать свою экономику дальше. Третий вариант абсолютно бесперспективен, поскольку в случае распада «мира-экономики» финансовые спекуляции сильно уменьшатся в масштабе.
Особого внимания заслуживает четвертый вариант. Поскольку госслужба в разных проявлениях, как и военные заказы, могут создавать рабочие места. Ничто не ново под луной. Схожие экономические процессы происходили и ранее. Потому мы можем обратиться к истории, дабы вновь насладиться ощущением непройденных уроков. В свое время предки нынешних хорошо живущих англичан проходили через ужасы огораживания. Крестьян сгоняли с насиженных мест, а их земли отдавали овцам. Поскольку злой бог прибыли уверенно демонстрировал, что продавать овечью шерсть на мануфактуры выгоднее, чем растить хлеб. Таким образом, толпы голодных и обездоленных людей бродили по Британии. Для того, чтобы бороться с этим явлением, были приняты законы. Не те законы, которые запрещали сгонять крестьян с земли, а те, которые карали бродяжничество смертной казнью. Крестьяне были принудительно загнаны в города, где у них не было другого выбора, кроме как идти работать на заводы, продавая свою рабочую силу за бесценок, или искать лучшей жизни за океаном. Именно из этого безжалостного процесса выковалась Англия как владыка морей. Поскольку теперь добровольцев на флот хватало, желающих наслаждаться теснотой, болезнями, бурями, отвратной едой и прочими прелестями флотской жизни было с избытком. Равно, как и желающих покинуть старую «добрую» Англию и начать новую жизнь в местах, населенных кровожадными дикарями, и с прочими особенностями плохо обустроенного быта.
Можно пойти еще дальше и вспомнить времена экспансии Рима. После того, как римляне завоевали Северную Африку, поток дешевого зерна хлынул в Италию. В результате римские крестьяне лишились возможности быть крестьянами. И единственной достойной дорогой из нищеты стал легион, таким образом возникла Римская империя.
Мы видим, что военная служба может стать единственным относительно эффективным социальным лифтом в постиндустриальном обществе. А учитывая, что теперь единственное, что будет требоваться для Запада от остального мира, это ресурсы, то можно предположить, что мы увидим возрождение великих колониальных империй XIX столетия со всеми вытекающими последствиями. В том числе, потенциально, можно ожидать возрождения тех или иных форм национал-социализма или фашизма, в том числе и в Европе. В конечном итоге, обрушить молот репрессий на такую маргинальную группу как европейские мусульмане не легко, а очень легко. Учитывая, что количество беженцев, прибывающих в Европу, будет лишь расти, это только вопрос времени, когда на них рухнет топор репрессий. Остается лишь надеяться, что у нынешних европейских социал-демократов хватит ума передать власть в руки умеренно-правых партий а ля Рейган или Маргарет Тэтчер, а не сопротивляться неизбежному до тех пор, пока не придет новое воплощение Гитлера.
Таким образом, Запад ожидает прямой аналог Великой Депрессии с последующим восстановлением. Но в любом случае он выйдет из этой промышленной революции обновленным и с полными карманами козырей. Чего не скажешь про остальное население планеты.
Теперь давайте вкратце осмотрим другие регионы. Практически неизбежно рухнут государства Ближнего востока. Регион уже сейчас беременен войной между Ираном и арабским миром, финансовые трудности сделают ее практически неизбежной. Ситуация усугубляется тем, что большинство арабских, и не только арабских, государств региона зависимы от импорта продовольствия. Поэтому после того, как финансовые поступления от нефти упадут, а в результате экономического кризиса они упадут, там начнется голод. Просто вследствие нехватки денег для регулярных закупок продовольствия. Достаточно упомянуть тот факт, что началу гражданской войны в Сирии предшествовала пятилетняя засуха. Что резко подняло цены на пищу и привело к тому, что деньги вытекли из страны. Теперь этот феномен рискует повториться в масштабах всего региона.
Фактически тут можно будет увидеть столь любовно расписанный Коллинзом военно-фискальный кризис: у арабских режимов кончатся деньги оплачивать силовиков, а большая мусульманская война доломает хрупкие государственные образования региона.
Так откроется дорога к «Черному сценарию» известного иранского социалиста Мансура Хекмата. Он говорил, что в случае коллапса капитализма и государств Ближнего Востока, регион накроется волной феодальной децентрализации, а на следующем этапе возникнет волна феодального централизма, которая соберет разрозненные «феодальные земли» в единое мощное государство. Так что в перспективе можно предполагать, как резкое сокращение численности населения в регионе, так и формирование какой-то версии арабского «халифата». Или же Европа и США введут эти территории в состав своей колониальной империи.
Значительным потенциалом обладает Китай, не смотря на то, что эта страна наиболее пострадает от грядущей экономической катастрофы. Но одновременна она может выступить в роли символа надежды для ряда других государств и застабилизировать ситуацию. Однако в такой ситуации Китай, скорее всего, будет ломиться к ресурсам, как слон сквозь горящие джунгли. И это неминуемо приведет его к конфликту со США и союзу с Россией. Хотя есть некоторый слабый шанс, что Китай «Сибирью прирастать будет». В этом случае Третья мировая война будет отложена по техническим причинам, но это крайне маловероятный сценарий. Поскольку он предполагает, что США добровольно согласятся на возникновение конкурирующей сверхдержавы.
В любом случае Пекин в курсе надвигающихся экономических проблем и им даже известны приблизительные сроки. По крайней мере в 2012 году заместитель директора Китайской академии общественных наук Ли Шэньмин в своей статье «Мир находится на пороге больших перемен и потрясений» говорит о том, что «неолиберализм, продвигаемый Западом во главе с США, имеет свой срок „сбора урожая“, который наступит через 3-5, максимум 10 лет. Развитые страны, с одной стороны, осуществляют масштабный перенос грязных энерго- и трудоемких производств в развивающиеся страны, а с другой — у себя дома ускоренными темпами развивают высокотехнологичное и инновационное производство, непрерывно осуществляя трансформацию модели экономического роста».
Так что Китай проинформирован о надвигающихся событиях, и все идет по графику, озвученному в статье. Пока трудно сказать, какой план готовит Китай с целью «своевременно и правильно воспользоваться беспрецедентными стратегическими возможностями, чтобы ответить на небывалые стратегические вызовы». Однако очевидно, что он будет ключевым элементом происходящих в ближайшие годы событий. Если ему удастся сформировать вокруг себя необходимую систему жизнеобеспечения, то вполне возможно, что мы увидим возникновение нового социалистического лагеря с конфуцианским лицом. Возможно т. н. Пекинский консенсус является первым шагом в плане создания такого торгово-экономического блока.
Уже сегодня мы можем видеть два осколка приближающегося будущего. Это Россия и Сирия. В случае с Сирией легко увидеть, как экономический кризис в сочетании с нехваткой продовольствия привел к краху государства и началу реализации на его территории «Черного сценария» в лице ИГИЛ.
С РФ все сложнее и интереснее. Если мы посмотрим на политику Путина глупым и поверхностным взглядом, то у нас может возникнуть ощущение, что этот человек активно роет своему государству яму. Ведь понятно, что в условиях низких цен на нефть ввязываться в противостояние с Западом самоубийство, а продуктовые контрсанкции приведут лишь к обнищанию населения.
Но это не так. Очевидно, что в своей стратегии Кремль исходит из двух предпосылок. Первая, спорная, состоит в том, что раньше или позже возникнет российско-китайский блок, и тогда РФ сможет противостоять Западу совместно с Китаем. Тезис спорный, но достаточно реальный.
Вторая же предпосылка состоит в том, что приближается большой экономический кризис. И вместо того, чтобы предполагать, что он пройдет как-то сам собой, РФ принимает меры. И суть этих мер состоит в том, чтобы вместо одномоментной экономической катастрофы, вывести страну в состояние контролируемого обрушения. Если продолжить известную метафору Киселева про терпящий крушение авиалайнер, российский пилот хочет аккуратно посадить свой самолет на брюхо, а не войти в пике и влепиться в землю на полной скорости.
Таким образом, благодаря «продуктовым контрсанкциям», к 2017-18 годам у России будет своя еда, что сделает ее относительно независимой от внешнего мира, долларовые запасы будут потрачены раньше, чем они превратятся в зеленую резаную бумагу, а армия будет относительно готова к большой войне. То есть на фоне экономических затруднений остальных игроков РФ будет иметь тактическое преимущество, поскольку трудный процесс адаптации к новым правилам игры будет для нее фактически завершен. В то время как в других странах он будет лишь начинаться.
Это развяжет Кремлю руки и даст относительную свободу маневра. При этом не стоит сбрасывать со счетов возможность того, что в случае, если России удастся дожить до тотальной дестабилизации Ближнего Востока, цены на нефть вновь рванут к небесам. Аналитики прогнозируют 200-300 долларов за баррель в случае начала ирано-арабской войны. Опять-таки, в случае обострения китайско-американских отношений, РФ может разыграть политику многовекторности, некоторое время изображая, что не может решить с кем ей сотрудничать.
Таким образом Россия ведет опасную игру на грани фола. Но учитывая тот факт, что она находится перед лицом фактически неизбежного распада, иначе ей нельзя. Тут либо пан, либо пропал.
Что же тем временем делает Украина, и какие стратегические цели у нашей страны? Несомненно, это зона свободной торговли. Однозначно, на фоне новой промышленной революции и резкого падения платежеспособного спроса в развитых странах, такая передовая, индустриально развитая страна, как мы, сможет найти свою нишу в экономике ЕС. Безвизовый режим тоже наша цель. Бесспорно, в условиях 50 % безработицы в европейских странах его нам дадут. Да с таким уровнем безработицы белый европейский человек сам быстренько научится мыть полы, собирать урожай на полях и работать на других «высококвалифицированных» работах, которыми обычно занимались украинцы в ЕС. Нелегалы им не нужны, а у представителей украинского среднего класса деньги на туризм, в условиях экономического кризиса, быстро закончатся. Как, собственно говоря, и сам средний класс в целом.
Фактически наше правительство увлеченно ворует, отвлекая внимание населения блестящими игрушками, которые несчастный электорат никогда не получит. И пока Россия «сосредотачивается», мы проедаем остатки нашей подушки безопасности. В результате чего перед лицом приближающейся катастрофы мы рискуем остаться вообще без штанов, что поставит точку на короткой и бесславной истории нашего государства.
Что можно, а главное, что нужно делать для того, чтобы наше государство смогло хоть каким-то образом пережить дальнейшие потрясения, мы с вами обсудим в следующей статье.