ЭПОХА ДЕМОДЕРНИЗАЦИИ
В сознании большинства людей, воспитанных на синтетической теории эволюции, история представляется как вечная модернизация. Однако сторонники такого взгляда на историю не смогут объяснить, почему под ударами гиксосов, кутиев (гутиев), готов, гуннов, вандалов, киданей, чжурчжэней, монголов, маньчжуров и других едва вышедших из первобытнообщинного строя народов, падали могущественные державы и империи; почему прогрессивные Афины были побеждены консервативной Спартой; почему охватывающая три континента Римская империя с развитой культурой, городами, письменностью, дорогами, гигиеной превратилась в сонм смрадных варварских королевств, после чего почти целое тысячелетие Европа прозябала на задворках мировой цивилизации; почему первобытная периферия неизменно топила в крови хрупкие цивилизации Доколумбовой Америки; почему значительные территории бывшей Киевской Руси были без особого сопротивления захвачены литовскими князьями, в прямом смысле выскочившими из леса; почему наводившая трепет на весь континент Османская империя превратилась в «больного человека Европы»; почему выдержавший интервенцию 14 держав и одержавший победу во Второй мировой войне советский социализм, рухнул, словно карточный домик в конце 1980-х; наконец, почему еще вчера представлявшиеся мировым гегемоном США оказались бессильны против кучки религиозных фанатиков и почему победитель президентских выборов в США Дональд Трамп фактически признал, что роль «мирового полицейского» этой стране более не под силу.
Всему этому можно найти объяснение, только признав, что история не движется по восходящей прямой. История человечества – это чередование периодов стабильного развития, революционных скачков, с которыми связан прогресс, и откатов назад. Именно историческим регрессом (демодернизацией) можно истолковать выше упомянутые процессы.
Сегодня практически каждый человек испытывает тревожное переживание «конца знакомого мира», как выразился Иммануил Валлерстайн. Умножение военных конфликтов, стремительный рост милитаризации ведущих мировых держав, экономический кризис и взрывной рост социального неравенства, – все это недвусмысленно указывает на глубокие противоречия системы глобального капитализма.
Эпоха невиданного дотоле прогресса после Второй мировой войны, связанная с кардинальным повышением жизненного уровня людей, осталась в прошлом. И все более ощутимой становится непреодолимая бездна между большинством населения планеты и истеблишментом. «…адски много людей страдают от боли, – отмечает Наоми Кляйн. – В рамках неолиберальной политики дерегулирования, приватизации, жесткой экономии и корпоративной торговли, уровень их жизни резко упал. Они потеряли работу. Они потеряли пенсии. Они потеряли большую часть спасательных лодок, которые сглаживали эти потери. Будущее их детей видится людям даже хуже, чем их сомнительное настоящее».
Неолиберализм по сути убил идею будущего, господствовавшую в мире со времен Великой Французской революции, особенно после Второй мировой войны. В обществе, где нет никаких гарантий, такой идеи попросту не может быть. Исчезла уверенность, что будущее будет «светлым». Его не ждут с надеждой, а скорее опасаются, как опасаются украинцы новых платежек за квартплату. Популярнейший писатель в жанре фэнтези Джордж Мартин выразил эту мысль такими словами: «в 1950-х, когда я был ребенком, мы не могли дождаться попасть в будущее. Оно должно было быть замечательным, мир – справедливым, и все это было чудом завтрашнего дня. Там должны были быть чудесные чудеса, а жизнь – значительно лучше, чем сегодня. Люди проводили опросы, по которым выходило, что все верят: наши дети будут жить лучше, чем мы, а уж внуки – и подавно. Эта вера исчезла. Если взять текущие опросы, то большинство считает, что их дети будут жить хуже, чем они, а уж внукам вообще придется несладко. И я боюсь, что это так. У нас есть проблемы вроде глобального потепления, над которыми мы вообще не работаем. Есть виновники, которые не готовы даже признать существование проблемы, они отметают научные доводы, идут против науки. Космическая программа, основа всей научной фантастики – заброшена. Когда я был ребенком в 50-х, я мечтал, что когда-нибудь доживу до того, чтобы увидеть, как человек будет ступать по Луне. И я это увидел, в 1960-х и 1970-х. Но я и представить не мог, что человек прекратит летать на Луну. И о том, что мы не полетим на Марс. И как это случилось? Это – политика. Но это еще и отказ от фантастической мечты, с которой я вырос».
Как следствие гибели веры в будущее вместо идей прогресса восторжествовали идеи ностальгии. Кто-то ностальгирует по временам правоверных халифов, кто-то – по рыцарскому кодексу и инквизиции; кто-то – по неиспорченным мигрантами «белым» Европе и Америке, кто-то – по «святому батюшке-царю», а кто-то – по своему счастливому детству в СССР. Именно эта среда становится рассадником праворадикальных идей, предлагающих простой выход – путь назад в «светлое прошлое».
По всему миру наблюдается правый поворот – усиление влияния ультраправых, экстремистских, неофашистских, клерикальных сил, критикующих неолиберальный капитализм с точки зрения органического досовременного порядка. По словам Славоя Жижека: «От Балкан до Скандинавии, от США до Израиля, от Центральной Африки до Индии вырисовываются мрачные контуры нового века обскурантизма. Этнические и религиозные страсти порождают взрывы, а ценности Просвещения уходят в тень. Эти страсти маячили на заднем фоне все время, но сейчас они бесстыдно вырвались на всеобщее обозрение».
В Восточной Европе эти процессы особенно ощутимы. Ученые уже открыто говорят о наблюдаемом здесь обратном транзите от демократии. В ряде стран правоконсервативные правительства пытаются ввести модель, похожую на довоенные режимы Миклоша Хорти и Юзефа Пилсудского.
В Украине очень трудно не заметить демодернизации. Ориентация экономической модели на вывоз сырья (преимущественно аграрного), дешевую рабочую силу, эмансипация государства от социальных гарантий, «затягивание поясов», национализм и клерикализация, – все это составляющие единого процесса.
В общественном дискурсе Украины речь ведется не о прогрессе, а о выживании. Власти и СМИ постоянно твердят о повышении тарифов, экономии, «оптимизации» (то есть сокращении) расходов и кадров, но при этом даже не заикаются о развитии, повышении качества услуг или уровня жизни. Никто не способен объяснить, к какому результату должны привести пресловутые неолиберальные реформы, которые превратились в нечто самоценное. Если в начале 1990-х власти заявляли, что Украина станет второй Францией, то сегодня пределом мечтаний кажутся Польша, страны Балтии или даже Грузия. Но разве с такой убогой мечтой можно достичь прогресса?
СМИ на полном серьезе рассказывают об утеплении домов, построенных 40–50 лет назад, не рекомендуют открывать окна и принимать ванну, мыть посуду и умываться под проточной водой, зато советуют покрасить батарею в темный цвет! Из телепередач и интернет-страниц «реформаторов» можно узнать, что лучше пользоваться бра и торшерами, чтобы не включать центральное освещение, во время стирки машину стоит загрузить на разрешенный максимум (и еще ногой утрамбовать! – Ю. Л.), а часть домашней работы, связанной с использованием электроэнергии, можно перенести на ночь, перед этим установив многотарифный счетчик. Доходит до того, что журналисты не стесняются делиться «опытом» несчастных пенсионеров (наверное, со стажем работы 40–50 лет), вынужденных кутаться в две-три кофты и сливать воду в унитазе раз в сутки!
Неуклонно снижается авторитет науки, наступление на которую поддерживают и правящие круги, проявляя при этом чудовищную недальновидность. Популярны периодически появляющиеся в СМИ заявления, что ученые – это «проедатели» народных денег, а наука должна быть ориентирована на производство новых поколений смартфонов, ничем не отличающихся от предыдущих.
Все чаще можно услышать, что в Украине слишком много студентов, людей с высшим образованием, кандидатов и докторов наук, преподавателей вузов. Недавно даже люди с учеными степенями распространяли статью о необходимости заменить университеты трехмесячными курсами. Ограничение доступа к высшему образованию помогло бы «оптимизировать» дыры в бюджете и выгнать на рынок труда сотни тысяч молодых и дешевых рабочих рук, лишенных системных знаний, трудовой солидарности, самоорганизации, духовных и моральных запросов, готовых «вкалывать» по 12–14 часов в сутки за скромное вознаграждение. Это принесло бы сверхдоходы бизнесу, а большинство наемных работников превратило в оруэлловских пролов. («Они рождаются, растут в грязи, в двенадцать лет начинают работать, переживают короткий период физического расцвета и сексуальности, в двадцать лет женятся, в тридцать уже немолоды, к шестидесяти обычно умирают. Тяжелый физический труд, заботы о доме и детях, мелкие свары с соседями, кино, футбол, пиво и, главное, азартные игры – вот и все, что вмещается в их кругозор. Управлять ими несложно»).
Только конфессиональная неоднородность Украины помогла затормозить процессы клерикализации. Из-за конкуренции между христианскими церквями, ни одна из них не смогла стать «государственной» и навязать обществу свою консервативную повестку. Хотя трудно не замечать стремление власти к установлению отношений с церковью наподобие византийской симфонии.
Часть общества стремится убежать от мрачной реальности в «светлое прошлое». Ленин и Сталин, Пилсудский и Мазепа, Петлюра и Бандера, Хмельницкий и Вишневецкий, Гонта и Зализняк, и прочие исторические персонажи своей эпохи превратились в наших современников. Вокруг них сходятся в смертельных интернет-баталиях люди, не имеющие ни исторического образования, ни даже элементарных понятий об исторической науке.
Самым успешным реформатором все чаще называют главу Института национальной памяти Владимира Вятровича, чьи «достижения» сводятся к переименованию улиц, населенных пунктов и погрому советских памятников. Пустые постаменты в заброшенных скверах, уничтоженные барельефы индустриальной эпохи, возрожденные к жизни пейзанские топонимы времен средневековья и крепостничества мало походят на символы прогресса. Зато историкам со статусом госслужащих удалось почти невероятное – убедить огромную часть общества в том, что главным виновником их неудач является страна, распавшаяся 25 лет назад, тем самым канализировав общественное недовольство в безопасное для власти русло.
Безусловно, полоса демодернизации и исторического регресса – не украинское явление, а мировой тренд, который удачно охарактеризовал французский социолог Пьер Бурдье: «ощущение того, что мы утратили традицию Просвещения, связано с тем, что все восприятие мира перевернулось из-за господствующих сегодня неолиберальных взглядов. По-моему, неолиберальная революция – это революция “справа” в том смысле, в каком о консервативной революции говорили в Германии в тридцатые годы. Нечто весьма странное: революция, которая восстанавливает прошлое, возвращается к прошлому и, несмотря на это, выдает себя за нечто прогрессивное: регресс определяется теперь как прогресс, а тот, кто против регресса, вдруг выглядит ретроградом…».