Новини

Роль Европы в освоении космоса — такова была главная тема представительной конференции, состоявшейся 23-24 января в Брюсселе и имевшей «говорящее» название «Больше космоса — больше Европы». С европейского вклада в космонавтику началось и интервью, которое в кулуарах конференции DW дал Йоханн-Дитрих Вёрнер, гендиректор ESA —  Европейского космического агентства.

Deutsche Welle: На конференции «Больше космоса — больше Европы» много говорили, что ЕС имеет лучшую систему навигации, лучшую систему создания карт, самые надежные ракеты-носители. Это попытка выдать желаемое за действительное или это на самом деле так?

Йоханн-Дитрих Вёрнер: Именно Европа. Европа — то есть ЕС и ESA, а также другие игроки, например, EUMETSAT (Европейская организация спутниковой метеорологии. — Ред.) — является сильным игроком в космонавтике в мире. Номером два или номером три — об этом я не хочу дискутировать. Но действительно, в отдельных сферах — наблюдении за Землей или навигации — Европа играет чрезвычайно положительную роль. Совместно финансируемая Еврокомиссией и ESA программа Copernicus уже стала стандартом, когда речь идет о наблюдении за Землей. Ее применение — многообразно. Так, во время голода мы информируем, как эффективнее использовать сельское хозяйство. Во время катастроф, например, землетрясений, спутники предоставляют данные наблюдения за Землей.

Вторая программа, финансируемая ЕС, но осуществляемая ESA, состоит из системы спутниковой навигации Galileo и из EGNOS (Европейская геостационарная служба навигационного покрытия. — Ред.). Galileo, даже не будучи в полной готовности, с точки зрения точности лучше, чем (американская. — Ред.) GPS, то есть, лучшая в своем классе. EGNOS увеличивает точность и надежность (систем навигации. — Ред.), применяется в авиации, например, играет центральную роль при приземлении в плохих погодных условиях.

— А как выглядит ситуация с ракетами-носителями?

— У нас есть политическое, стратегическое решение: мы хотим иметь автономный доступ к космосу, чтоб можно было запускать европейские спутники в любое время. В то же время мы видим, что конкуренция в мире становится чрезвычайно жесткой. Есть игроки, строящие ракеты дешево и продающие их еще дешевле, иногда даже дешевле себестоимости. Потому мы пытаемся с помощью ракет и Vega C снизить стоимость по сравнению с нынешними европейскими системами вдвое.

— Чего не хватает Европе, чтобы действительно быть автономной в космической отрасли?

— Нам нужна автономия лишь в стратегически важных сферах. В других мы должны быть конкурентоспособными и готовыми к сотрудничеству. А сотрудничают не со слабыми.

— В США уже некоторое время думают над пилотируемыми полетами на Марс, также в планах — Луна. Не кажется ливам, что в Европе думают не о завтрашнем дне, а о сегодняшнем…

— Или вчерашнем? Мы не только думаем о Марсе, но и готовим конкретные проекты. ExoMars — программа, в рамках которой мы летаем на Марс, первый (аппарат. — Ред.) уже там. Цель — посмотреть, есть ли там жизнь. Идеи отправить человека на Марс — я считаю их интересными. Впрочем, когда сегодня предлагают план пилотируемого полета на Марс, то вопрос, оправданно ли это. Прежде надо сосредоточиться на более близких целях. Потому я считаю правильным, что американское правительство подняло тему Луны. Мы, в Европе, были теми, кто первый сказал два с половиной года назад, что наша следующая общая цель — Луна. Причем как роботизированных, так и пилотируемых (миссий. — Ред.).

— А что приносят людям на Земле подобные чисто научные миссии?

— Кроме любознательности, что же там происходит, исследования всегда связаны с Землей. Когда мы запускаем астронавтов в космос, мы делаем это также и для того, чтоб лучше понять Землю. Обследование у астронавтов кровяного давления, солевого обмена, остеопороза, старения, иммунной системы — все это происходит в невесомости намного эффективнее. К этому добавляется любознательность, этот самый сильный побудительный мотив человечества. В нашем современном обществе любознательность часто теряют в погоне за инвестиционной привлекательностью. Другими словами, стоит ли это того, когда так много проблем на Земле? Я верю, что космонавтика позволяет искать ответы на важные вопросы. Например, голод, катастрофы, конфликты.

— Как вы воспринимаете NASA (американское Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства) — как конкурента или как партнера для сотрудничества?

— И так, и так. Это для нас премиум-партнер, но есть и конкуренция. Здоровая конкуренция. NASA для нас — очень хороший партнер, так же, как «Роскосмос», как JAXA (Агентство аэрокосмических исследований Японии. — Ред.), как другие. Но, конечно, с теми способностями и возможностями, какие есть у NASA, для нас это — партнер номер один.

— Вы упомянули «Роскосмос». Вследствие политики президента РФ Владимира Путина отношения между ЕС и Россией сейчас хорошими не являются. Как выглядит при этом сотрудничество с РФ в космической сфере?

— Космонавтика может наводить мосты там, где на Земле конфликты. Это очень важно. Если вы посмотрите, мы действительно летаем над границами. Мы не видим границ и не принимаем их во внимание. Это приводит к тому, что мы можем частично забыть об этих земных границах. Не полностью. Но астронавты и космонавты из Америки, Японии, Канады, Европы и России летают в одной капсуле. Это хороший символ. Миссию ExoMars запускают с помощью российской ракеты. Американцы также участвуют в ExoMars. Так что я считаю, что красота космонавтики в том, что она может фантастически преодолевать земные проблемы.

— Вы в целом оптимистично смотрите на космическое будущее Европы?

— Я не думаю, что тут надо давать оценку. Факт в том, что каждый гражданин использует космонавтику ежедневно — для навигации, для телекоммуникаций, когда смотрит прогноз погоды. Существует много применений. Космический сектор сегодня, в отличие от прошлого, стал каждодневной инфраструктурой. Вы же не можете спросить, имеют ли дорожные работы будущее. Потому мне не надо быть оптимистом. Вопрос состоит в том, получится ли также в будущем получать достаточно денег для таких вещей, как исследования и наука. Этот вопрос тяжелее. Но я остаюсь оптимистом, ведь верю, что любознательность — как сильнейший побудительный мотив человека — признают и в политической сфере.